Российская газета, 11.03.2015

Хорошо летят двуглавые
В фонде «Екатерина» открылся «Департамент орлов» под началом Андрея Филиппова

Если бы Андрей Филиппов жил в древнем Риме, он непременно был бы авгуром. Нынешняя персональная выставка этого классика отечественного концептуализма «Департамент орлов» (куратор Елена Куприна-Ляхович), открывшаяся в фонде «Екатерина» при участии галереи Е.К.АртБюро, не оставляет в этом сомнений.

Выставка собрала более пятидесяти работ, созданных Андреем Филипповым за 25 лет. Тем не менее, это не ретроспектива, скорее - представление целостного авторского мира, в котором всему свое место. И знаменитой инсталляции «Тайная вечеря», больше напоминающей преддверие кровавой жатвы - с серпами и молотами у тарелок, и избушке, где вместо огня в печке мерцает экран телевизора («Ночь перед рождеством»), и мрачному предостережению семи гильотин - по числу смертных грехов... И конечно, двуглавым орлам. На выставке в фонде «Екатерина» эти птицы всюду. Они парят над лестницей, зависая в вышине - в сложной конструкции, модели любимого тезиса политологов ельцинских времен о «системе сдержек и противовесов», что способна сохранять равновесие, а значит - и статус кво. Крохотные «орлы» заключены в коробочки, словно экзотические бабочки в коллекции энтомолога. Резная плоскость птичьего крыла играла роль «указывающей» стрелки в солнечных часах. Ну, про готовность двухголовых птичек нести предвестия будущего (или, как говорили римляне, ауспиции) на фоне старинных гравюр, заснеженных пейзажей и нарисованного кадра из «Броненосца «Потемкин» и говорить нечего.

Как известно, по полету орлов, считавшихся вестниками Юпитера, в древнем Риме гадали о будущем. Как писал Ливий, «по гаданию по птицам основан этот город (речь, разумеется, о Риме), без гадания по птицам ничто не обходится в войне и при мире, дома и в походе - кто этого не знает?». Действительно, кто ж не в курсе? Авгуры, которым доверено было толкование знамений, даже формировали коллегию. В общем, не пускали ответственное дело предсказаний на самотек. Насколько серьезно обстояли дела, напоминает слово «инаугурация» - оно, если не ошибаюсь, того же латинского корня, что и слово «авгур».

Название выставки «Департамент орлов» отчасти дань любви художника к «римской» теме, которая под нашими небесами плавно перетекает в сюжет о «третьем Рим» на Москве-реке. Любовь эта, кстати, у художника обнаружилась задолго до нынешней популярности имперских мотивов, где-то в 1983 году, когда на коллективной выставке в подмосковном лесочке «АптАрт в натуре» Андрей Филиппов установил над скромным болотцем растяжку со слоганом «Риму - Рим». Слоган возник, разумеется, из перестановки букв лозунга «Миру - мир», который в то время у всех был не только на слуху, но и перед глазами. А уже в 1990-м тот же слоган возникает на листе графики - над условным красно-черно-белым пейзажем, и составлен он из крохотных двуглавых орлов. О пикселях тогда мало кто слышал, и Филиппов, по его словам, «просто использовал орликов для написания текстов».

Это был сильный жест - взять «большой» имперский символ и превратить его в крохотный значок, что идет в ход, словно базовый элемент конструктора лего при построении орнамента. Своего рода жест авторского присвоения знака, ставшего «ничейным», стертого, как ходовая монета, от использования веками по делу и без. А уж орнамент из повторяющихся птичек в свою очередь выстраивался в текст, будь то тавтология «Риму - Рим», вырванные из контекста слова («знать», например), или современные аббревиатуры (FM). С тех пор двуглавые «орлики» вроде личной печати художника Филиппова. Фактически художник, почти стерев с образа птичек скопившееся за века символическое значение имперского величия, возвращает им функцию посредников. Но если в древних мифах птицы были посредниками между верхним и нижним мирами, то в художественном пространстве Филиппова они становятся посредниками меж изображением и словом, зрителем и автором.

На первый взгляд, то, что делает Филиппов, очень похоже на работы художников соцарта. Те тоже виртуозно перелицовывали идеологические символы, превращая их в часть авторского высказывания. Среди самых эффектных художественных жестов - подпись Комара и Меламида под лозунгом «Вперед, к победе коммунизма!». Но в отличие от соцартистов Филиппова интересует не сам факт столкновения безличного идеологического императива с индивидуальным высказыванием, а процесс трансформации метафоры. Художник очень чуток к подспудным сдвигам в символике образов - чего стоит только «Первая ласточка» (1988), сложенная из двух серпов и двух молотов на заре перестройки. Правда, сегодня эта весенняя птичка, рожденная из эмблемы страны Советов, выглядит промежуточным трансформером - на пути к византийскому орлу.

Кроме того, если соцартисты играли с языками советских газет и западной массовой культуры, то Филиппов предпочитает другую параллель - сакральных символов и архаической культуры. Его знаменитая инсталляция «Тайная вечеря», где на столе, покрытом кумачом, стояли 13 белоснежных тарелок - с черными серпами и молотами вместо приборов, ошеломляла предчувствием то ли кровавой жатвы, то ли языческого пира-тризны. Этот разрыв, вопиющий конфликт образов - словесного и визуального, религиозного и атеистического - создавал ту напряженную драматургию, что превращала инсталляцию в спектакль. Не зря Филиппов прошел школу-студию МХАТ, где учился на художника-постановщика.

Его «спектакли» вроде бы предлагают включиться в мистерию сакрального действа, но само пространство инсталляции отмечено гротескно-абсурдными чертами. Так, в работе этого года «С колесом в голове» место «священнодействия» с вращающимся кругом люстры над нашими головами оказывается при ближайшем рассмотрении реконструкцией интерьера то ли военного штаба (с картой, лупой, блокнотом и автоматом на столе), то ли бюрократического кабинета с вытертой ковровой дорожкой, то ли детских воспоминаний. За последние отвечает греческая феска с кисточкой. Это, очевидно, оммаж проекту «Приключения фески» Константина Звездочетова, показанному в 2011 в греческом Музее современного искусства в Салониках. Проекту, где веселый абсурд карикатуры оказывался отражением (пусть не зеркальным) ностальгических воспоминаний о потерянной детской шапочке-феске и исчезнувшем прошлом. Иначе говоря, проекции прошлого на настоящее создают пространство причудливой фантасмагории, претендующей на статус реальности.

Можно заметить, что отсылка к Звездочетову (чей давний портрет в треуголке Наполеона украсил инсталляцию) для Филиппова принципиальна. Точно так же не случайно, что заснеженные пейзажи полей на картинах Филиппова напоминают не только о полотнах Шишкина, но и о фотографиях акций художников «Коллективных действий» в 1980-1990-е годы. Филиппов, как и двуглавые орлики, равно близок двум этим традициям - строгих эзотерических акций концептуалистов, подразумевающих обсуждение и разные версии прочтения, и лихих повествований Константина Звездочетова, рассказанных внятно, весело, лихо, несмотря на вавилонскую смесь персонажей, стилей и образов. Соединить эти линии - «тайного знания» для посвященных и частушечной бойкости скомороха, мистерии и якобы простодушного комикса, кажется, едва ли невозможно. Но Филиппову удается.

Впрочем, от традиций европейских концептуалистов художник тоже не отказывается. И рад напомнить, что от его «Департамента орлов» рукой подать до критического проекта «Музей современного искусства. Отдел орлов. Секция XIX века», который в 1968 году сделал бельгиец Марсель Бротарс. Бротарс вторгался со своей «секцией», где выставлялась всякая всячина с изображением геральдических орлов (вроде пробок, бутылок и проч.), в пространство реального музея, пародируя претензии институции на окончательную истину.

Филиппов на окончательную истину не претендует. Скорее наоборот, сетует на недосягаемость последней. В этом смысле он если и авгур, то тот, что ставит под вопрос истинность тех «ауспиций», что подаются как сакральные послания, принесенные орлами от Юпитера.

Автор: Жанна Васильева. Фото: Аркадий Колыбалов/РГ