"Итоги", 24 апреля 2008 года.

«Размер имеет значение»

Жанна Васильева

"Вряд ли мое творчество можно сравнить с работой над блокбастером. Вся команда - один помощник. И даже если мы берем в аренду вертолет, сам по себе процесс фотосъемки не так уж сложен. Особенно по сравнению со съемками фильма", - признался один из самых "дорогих" фотохудожников мира Андреас Гурский.

Фотополотна Андреаса Гурского, 53летнего немца, покорившего западный художественный рынок, впечатляют астрономическими ценами и огромным форматом. Недавно его работа "99 центов II" была продана на аукционе Sotheby's за 3 300 456 долларов. А крупнейшие музеи мира, включая американские МОМА и Музей современного искусства в Чикаго, французский Центр современного искусства имени Жоржа Помпиду и мюнхенский Дом искусств, проводят его ретроспективы... На фотографическом небосклоне Андреас Гурский - звезда номер один. В Москве он стал главной звездой "Фотобиеннале-2008": его работы привез в столицу Московский дом фотографии.

- Где находится тот супермаркет, в котором все на цент меньше, чем доллар?

- На одном из пляжей Лос-Анджелеса. Но меня привлекли не цены, а то, что магазин был отлично освещен. Мы договорились и снимали там полдня. Отдельные полки, общий план, средний план. Чтобы все было хорошо видно - задние полки немного увеличены, передние уменьшены. Никакой дискриминации заднего плана! На снимке все первостепенно.

- Вы почувствовали себя другим человеком после того, как были проданы "99 центов"?

- Не скажу, что был потрясен и это известие упало как снег на голову. Мои вещи уже выставлялись на аукционе и дорожали постепенно. Кроме того, за ними всегда стоит большая работа.

- А журнал "Шпигель" написал, что ваша жизнь увлекательна, как жизнь Джеймса Бонда.

- Это абсолютная неправда.

- В Интернете спорят, каким образом проходят ваши съемки, сколько человек в команде, снимаете ли вы с вертолета и сколько может стоить его аренда. Как-будто вы - голливудский режиссер, а ваша цель - блокбастер.

- Ну, вряд ли мое творчество можно сравнить с работой над блокбастером. Вся моя команда - один помощник. И даже если мы берем в аренду вертолет - что, конечно, требует предварительных хлопот, - сам по себе процесс фотосъемки не так уж сложен. Особенно по сравнению со съемками фильма. Я фотографирую с разных точек зрения, а потом монтирую в Photoshop.

- В картинах малых голландцев взгляд сверху символизировал взгляд Творца. У импрессионистов, которые рисовали парижские бульвары с крыш, высота представляла собой взгляд буржуа, который смотрел на мир у своих ног. А что вам видно сверху?

- Это способ уйти от стереотипов. Если я снимаю вблизи, скажем, спортивное событие, то очевидно, что речь идет о матче или гонке. Чем больше камера отдаляется от объектов, тем более абстрактной становится картинка. И тем больше возникает вариантов интерпретации.

- Как вы выбираете места съемок? Скажем, как появилась идея съемки боксера Владимира Кличко в бою?

- Это как раз нетипичный случай. Обычно я заранее выстраиваю картину. Как бы конструирую ее. А тут идея возникла случайно. Я готовил съемку в одной большой немецкой фирме. Что-то вроде масштабной встречи заказчиков и клиентов. Искал место, где можно было бы снять все это в подробностях. И тут мой приятель, спортивный журналист, предложил отвлечься и сходить на боксерский поединок. У меня и в голове не было никакой работы, но фотоаппарат с собой захватил - просто по привычке. В конце боя напряжение было такое, что, казалось, оно сгустилось в воздухе, еще миг - и все взорвется. Я сделал фотографию в финале, когда бой только закончился и вся его атмосфера еще жива. Понятно, что братья Кличко стали символами современности. Такими же, как, скажем, гонщики "Формулы1". Даже те, кто не интересуется ни боксом, ни автогонками, ни даже спортом вообще, знают фамилии Кличко или Шумахер. Потому что о них пишет пресса, репортажи идут по ТВ, их фото во всех журналах... Вне этого информационного потока вы не можете оказаться, даже если очень захотите. Вот это ощущение - не индивидуального, а коллективного восприятия - и хотелось передать.

- Хотите сказать, что снимаете коллективное бессознательное?

- У меня нет жестких правил в работе. Задачи могут быть разные. Меня интересует многообразие мира - природного, социального... Но что правда, то правда, большие скопления людей вдохновляют. К примеру, очень интересно было бы сделать фотографию в Мекке, когда люди окружают Каабу. Но поскольку я не мусульманин, у меня нет шансов получить на это разрешение.

- Зигфрид Кракауэр писал об "орнаменте масс". Массами увлекалась и Лени Рифеншталь. Что для вас значит ее опыт?

- Не уверен, что определение "орнамент масс" уместно по отношению к моим работам. Рифеншталь создавала работы в духе нацизма. Для нее тема масс, их выступлений, движения, была главной. А для меня она - лишь маленький камушек, отнюдь не краеугольный.

О'кей, у меня есть работы, сделанные в Северной Корее. Может быть, "орнамент масс" - это как раз про них. Но на московской выставке таких, связанных с образами из Пхеньяна, всего одна-две. И они, между прочим, висят в одном зале с картинами "Тур де Франс" и "Готика", где мы видим окна Шартрского собора. Такое соседство не случайно. Это три разных мира, с которыми я не имею ничего общего. Но в каждом из них можно увидеть некую упорядоченность. Скажем, фотография "Тур де Франс" представляет разрекламированное спортивное событие. Но одновременно в этой гонке, идущей по горному серпантину, можно увидеть и образ Вавилонской башни, которая уходит в небо.

Очень сложно сделать фотографии сегодня, когда мир буквально утонул в визуальных образах. И приходится использовать разные средства и темы, чтобы твои фотографии оставались интересны людям хотя бы через несколько лет.

- Кстати, где было труднее получить разрешение на съемку - в Пхеньяне или на Кувейтской бирже?

- В Пхеньяне было сложно. Мы попытались получить разрешение через МИД. Ничего, к сожалению, не вышло. В итоге поехали как туристы.

- Вы пережили падение Берлинской стены, выставлялись в самых престижных залах, поставили ценовой рекорд. Какое событие вы считаете самым главным в своей жизни?

- Наверное, рождение моих двоих детей.

- А насколько важны деньги?

- Куда важнее, что я продолжаю верить в свои работы.

ВРЕЗ: ПАЗЛ

Только без пафоса

Сногсшибательный успех Андреаса Гурского некоторые критики объясняют доступностью его работ. Вроде снимает человек с высоты птичьего полета горные вершины и песчаные пляжи, гонки "Формулы-1" и выступление Мадонны, эксклюзивную витрину бутика и полки супермаркета с товаром для каждого - а все понятно, все на общечеловечьем языке фото. Сам Гурский знай себе кивает на пресс-конференции, мол, я простой художник, не социолог или политолог и не ждите от меня высказываний на тему глобализации, общества потребления или тоталитарного режима в Северной Корее. Художники, они по другому ведомству.

Сложность его работ отнюдь не в технологиях, хотя о его фотографиях хочется говорить в терминах кино. Только вместо движения кинокамеры - шаги зрителя около огромного фотополотна, приближение-удаление, вглядывание в детали. Как и в кино, тут не обошлось без монтажа. Как и в кино, склейки незаметны для глаза. Как и в кино, цифровые технологии тут правят бал.

Может быть, Гурский взял на вооружение лозунг нашего поэта-футуриста "Большое видится на расстоянии"? Но у футуристов от видений технического и социального прогресса дух захватывало. А уж в чем Гурского никак нельзя заподозрить, так это в пафосе. Он смотрит на фигурки людей, бредущих по горам или сидящих майским днем в коробочках-офисах, с отстраненным любопытством. Вряд ли это презрение к роду человеческому. Скорее, просто другой масштаб. Достаточно посмотреть на то, как в работе "Готика" витраж Шартрского собора возносится над крохотными персонажами, пришедшими его фотографировать, и все почувствуешь. Человечки тут малы, похоже, по той же причине, по какой Питер Брейгель-старший нарисовал в "Падении Икара" главного героя едва заметным, в самом углу картины. Уж больно люди о себе возомнили. Амбиций много, а в результате - сплошные мифы.

У Гурского трудно отыскать не только пафос, но и иронию. Поэтому, кстати, такие его работы, как "Прада" или "99 центов", вроде бы продолжающие опыт поп-арта, по сути, мало что общего с ним имеют. Фотограф, разумеется, тоже работает с растиражированными медийными образами, однако на этом сходство и заканчивается. Гурский не увлекается конкретностью предмета, напротив - всегда рад превратить его в абстрактный знак с неведомым смыслом. Он складывает свои работы, как пазл, готовый всегда рассыпаться. Но его картинка не отгадка головоломки, а ее отправной пункт. Так что насчет доступности и простоты некоторые очень погорячились.